Ночами, в полнолуние, когда огромная апельсиновая луна медленно поднимается из-за близкого горизонта, а в душных квартирах за открытыми окнами в неясной тревоге ворочаются человеки, на крыше собирается одна очень странная компания. Они никогда не разговаривают и даже вряд ли узнают друг друга, встретившись днем. Но раз в месяц они все вылезают на погромыхивающую жестью крышу и смотрят на полную луну.
В пронзительном лунном свете можно понять, что среди них есть несколько задумчивых котов, пара ворон и летучая мышь, про которую поговаривают, что на самом деле это крыса, которая стала ангелом. С остальными сложнее. Я точно знаю, что среди них есть тот, кто подбирает усталую утреннюю луну с горизонта, словно маленькую серебряную монетку, и засовывает в маленький позвякивающий мешочек у пояса. Есть тот, на кого воют собаки - на него, а вовсе и не на луну. Еще одно существо, которое обычно сидит в тени печной трубы, выставив на свет не то ноги, не то лапы, тихо наигрывает на каком-то инструменте, от которого одновременно радостно и тоскливо. В густой тени никак не разглядеть, что это за инструмент, но я бы хотела себе такой. Боюсь, только, оно такое одно. Иногда на крышу забирается торговец тучками. Его узнают по влажным шагам по жести. Когда он приходит, луна никогда не прячется за облаками и не бывает никаких дождей.
Они сидят на крыше все вместе, странной разношерстной компанией. Кто-то курит трубку и дым поднимается вверх ароматными змейками - такими, что птицы дуреют, пролетая над крышей и до рассвета не могут успокоиться в своих гнездах, вскрикивая и жалуясь. Кто-то перебирает маленькие серебряные луны в мешочке у пояса, а кто-то осторожно раздувает принесенный с собой уголёк, так, что красные отсветы пляшут в глазах со странными зрачками.
Теплая летняя ночь, пахнущая сеном и городом, растворяется в молоке дня. А через месяц по жестяной крыше снова пройдут осторожные шаги, чтобы встретить еще одну оранжевую луну, плывущую над тихими домами.
В пронзительном лунном свете можно понять, что среди них есть несколько задумчивых котов, пара ворон и летучая мышь, про которую поговаривают, что на самом деле это крыса, которая стала ангелом. С остальными сложнее. Я точно знаю, что среди них есть тот, кто подбирает усталую утреннюю луну с горизонта, словно маленькую серебряную монетку, и засовывает в маленький позвякивающий мешочек у пояса. Есть тот, на кого воют собаки - на него, а вовсе и не на луну. Еще одно существо, которое обычно сидит в тени печной трубы, выставив на свет не то ноги, не то лапы, тихо наигрывает на каком-то инструменте, от которого одновременно радостно и тоскливо. В густой тени никак не разглядеть, что это за инструмент, но я бы хотела себе такой. Боюсь, только, оно такое одно. Иногда на крышу забирается торговец тучками. Его узнают по влажным шагам по жести. Когда он приходит, луна никогда не прячется за облаками и не бывает никаких дождей.
Они сидят на крыше все вместе, странной разношерстной компанией. Кто-то курит трубку и дым поднимается вверх ароматными змейками - такими, что птицы дуреют, пролетая над крышей и до рассвета не могут успокоиться в своих гнездах, вскрикивая и жалуясь. Кто-то перебирает маленькие серебряные луны в мешочке у пояса, а кто-то осторожно раздувает принесенный с собой уголёк, так, что красные отсветы пляшут в глазах со странными зрачками.
Теплая летняя ночь, пахнущая сеном и городом, растворяется в молоке дня. А через месяц по жестяной крыше снова пройдут осторожные шаги, чтобы встретить еще одну оранжевую луну, плывущую над тихими домами.
